Можно вот так идти, идти по нашей Набережной, от самого парка вдоль
реки, мимо полукруглых сидений и свисающих над ними ивовых веток.
Видеть серебристую рябь на воде, погружение весел, как бы разрезающих
водную плоть; слышать голоса с лодок, нарушающих природное дыхание.
Нежный ветерок сквозит в листьях, а теплое августовское солнце в
последний раз в этом году обнимает Вселенную игривыми лучами, и все
согретое и обласканное ими, - вот оно, перед нами.
Можно вот
так идти, ловить живые звуки и чувствовать, как в мире все хорошо,
спокойно и мило. Невзначай увидеть баржу, еще полупустую, бело-голубую
или синюю с красным. И гонимая неясным еще, внутренним толчком,
подойдешь к кассе, купишь билет за 80 копеек.
Где-то в полусне, в разлито-размягченном состоянии спустишься по ступенькам и сядешь на свободное место.
И уже на воде, при легком покачивании баржи вспомнишь, как женщина за
резным деревянным окошком кассы что-то спросила, протягивая билет, и ты
ответила...
С грустью, едва тронувшей полувлажные глаза, ты кивнула, что да, совершенно одна.
Люди вокруг беседуют, что-то жуют или собираются это сделать. Кто-то
роется в сумочке, ища запропастившуюся помаду, кто-то разворачивает
модный журнал, а дети, по-обыкновению своему, суетятся.
Вот-вот моторист отвяжет от пристани канат; несколько мгновений спустя с шумом заведется движок, затарахтит, и баржа отчалит.
Дивный мир природы в ребристом перекате воды будет петь волшебные
песни, а берега, окаймленные густо поросшими камышами, мягко оттенят
суету города объятиями необъятного.
|
